| Село – фронту  Она и сейчас все по дому делает сама и даже поросят держит, на огороде у нее образцовый порядок. В последние годы во всем помогают дочери - Александра и Зинаида, сын Валерий, они тоже святославцы. Ефросинья Сергеевна очень благодарна и младшему сыну Николаю, он военный офицер, живет в Омске, но несколько раз в году приезжает в родное село, приобретает для мамы все необходимое и даже квартиру поближе к дочерям недавно ей купил. Наша героиня хорошо помнит не только военное время, когда в 1941 году под Москвой погиб ее брат Степан, другой, Семен, пропал без вести, а Никита - попал в плен, но и довоенное время, когда в Сибири шла гражданская война.
"Родилась я в деревне Дмитриевка, что находилась в семи километрах от Святославки. Отец у меня был человеком мастеровым, телеги и сани делал, бочки для засолки капусты, грибов и огурцов. Держал овец и на своей шерстобитке шерсть подготавливал, из нее пимы катал. Его пимы на всю округу славились. В германскую войну воевал, газом немцы его травили, но выжил. Когда гражданская война началась, он ни за белых, ни за красных не был, валенки людям катал и мирной жизни ждал. Вначале у нас лошадей красные забрали, отец в драку на них полез, а они ему расписку с печатью под нос сунули. Там было написано, что забирают коней. А как разобьют белых, то возвратят их.
А когда белые пришли, то овец забрали, и все валенки и тоже ему справку выписали, что после того, как разобьют красных, честь по чести с ним рассчитаются.
И все бы куда ни шло, но мама, когда услышала, что белые в дом идут, сельского партийца в подпол спрятала. А он то ли чихнул, толи они за самогоном в подпол полезли и там его обнаружили. Мамку пощадили, у нее восемь малых детей было, ее лишь бичами отхлестали, а папку и партийца решили расстрелять. Поручили это дело Ваське Рутцкому, мы его хорошо знали. Он завел их за село и сказал: "Бежите, пока я добрый, схоронитесь получше. Скажу, что в Колыон вас отвел, где вас и расстрелял". А сам в гости к молодухе в Святославку пошел.
Лозунг на правлении колхоза висел: "Серп и молот" - так наш колхоз назывался и туда активисты всех сгоняли. Отец не хотел вступать, но его брат, который жил в Святославке, отказался и всю семью сослали в Нарым. Отец не хотел повторить его судьбу. Шерстобитку у нас забрали, ее неумехи быстро угробили, а отца заставляли хлеб сеять, хотя у него душа к другому тянулась. Мама умерла от тифа, отец привел в дом мачеху, но мы ее не приняли, он нас ругал и даже бил, но мы не покорились его воле. И ему пришлось с ней расстаться. Но вскоре он сильно простудился и начал болеть, я ему помогала катать валенки на продажу, чтобы как-то прокормить семью. Когда отец умер, пошла работать в колхоз, там хоть немного, но давали на трудодень зерна. Вначале полола, жала, работала на молотилке, а потом меня перевели в доярки. Эта работа очень нравилась, мои коровы были всегда накормлены и напоены, чистенькие. Помню, я их доила, а сама песни пела. Может поэтому они много молока давали, передовой дояркой в колхозе стала.
Замуж вышла за Ефима Макаровича, он мужик был тихий и работящий. Его отец председателем колхоза работал, но в доме командовала свекровь. Она меня возненавидела, а может к свекру ревновала, но сделала все, чтобы мы с мужем не в доме с ними жили, а в сарае, там же и первых детей родила.
А когда война началась, то мужа на фронт взяли, как и других мужиков, деревня на бабах держалась. В войну нам досталось здорово. Вставали до солнца и шли сеять или жать. План всегда перевыполняла, моя напарница Дуня один сноп поставит, а я - два. Выйдем косить - беру косу восьмерку, а другие бабы поменьше, но все равно впереди их шла. Ловкая и сильная была, никогда не болела, не простужалась, хотя без всяких теплых штанов зимой ходила и за сеном на поля ездила. Коров своих не бросала, везде успевала, меня награждали красивыми платками. В них я в беловодовской церкви Богу молилась, туда пешком за двадцать километров ходила, молила мужа живым вернуть.
Особенно трудно было в начале войны, четверых детей кормить нужно было, а зерна давали мало, колоски собирала. Чуть меня за это в тюрьму не упрятали, бригадир поймал, а тогда судили даже за то, что в варежках зерно домой принесешь. А бригадир меня с котомкой застукал. Пастух Иван Чистов спас, уговорил его в милицию меня не сдавать, дело не заводить, детей пожалеть, их одна без мужа-фронтовика поднимаю.
Научилась ткать, чтобы детей одевать одеждой из собственного полотна, для фронта носки и рукавицы вязала. Зимой пельмени делали, морозили их, а потом отправляли в госпиталь.
В 1943 году муж с фронта вернулся без правой руки, а его друг Иван Горин - без левой. Муж стал почту возить, радиоприемник и телефон в правлении установил, мужик мой грамотный был, о положении на фронте людям рассказывал. Работали мы без выходных и отпускных, столько, сколько дело требовало.
Медалью за доблестный труд меня наградили, удостоверение вручили, что я труженица тыла, за детей двести пятьдесят рублей кузбасской пенсии получаю, лекарства выдают бесплатно, за свет и уголь лишь половину плачу. Не забывают ветеранов губернатор области и глава района, за что им поклон низкий.
Хорошо, что сейчас повернулись лицом не только к тем, кто воевал, но и к тем, кто в тылу работал, не жалея себя, приближая победу".
Пока мы беседовали с Ефросиньей Сергеевной, внук Сергей, правнуки Валерий и Александр натопили жарко печь, дочь Александра вскипятила чайник, напекла пирогов. Бабушка Фрося не отпустила нас, пока мы не отведали вместе с ней румяных и вкусных пирожков. А потом показала нам, какие красивые варежки из собственной пряжи, связала любимой правнучке. На прощанье бабушка Фрося сказала: "Пока глаза видят, ноги носят, а руки делают добрые дела, пока я нужна близким людям - жизнь греет и радует".
Ю. МИШУТА.
10 июня 2005 год.
 | |
Хотим знать мнение
